АННА БУЛАТОВА

Эта старая сказка с волшебным названием "Жизнь"
зачиталась до дыр, до слепых пожелтевших страничек...
В каждой новой главе мудрый автор готовит сюрприз,
что откроется тем, кто по жизни не ставит кавычек...

Это стало привычкой - открытую книгу листать,
все морщинки земли постигая биением сердца,
и героям иным свои тайны легко доверять,
оставляя под ковриком ключ от незапертой дверцы...

Эта хитрая сказка не скажет, где спрятан конец...
Я опять не успею примерить то лучшее платье,
что от старенькой феи вчера мне доставил гонец...
Значит, старой джинсе я добавлю по новой заплате...

Я на праздник чужой созову удивленный народ,
раздавая улыбки... А что мне еще остается?..
С самой главной страницы светло улыбается тот,
кто в последней главе непременно за мною вернется...

Разбегаются строчки, играя со мною опять,
в сотый раз изменяя заученным правилам старым...
Я не спорю с арбитром, пока продолжаю играть:
то шутя, то мечтая, то душу терзая кошмаром...

То удачной главы проживаю счастливый финал,
то с трудом пробираюсь сквозь страх до безжалостной точки...
Или, глядя в обложку из времени хитрых зеркал,
ускользающий миг со слезами молю об отсрочке...

Шарль Бодлер

ГИМН КРАСОТЕ

Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.

Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.

Прислал ли ад тебя иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе - восторг, и все в тебе преступно!

С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
Ты носишь с гордостью преступные мечты
На животе своем, как звонкие брелоки.

Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
Летит к тебе - горит, тебя благословляя;
Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.

Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.

Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!

Вадим Шефнер

Рассветное одиночество

Не ревнуй меня к одиночеству,
Этой ревности я не пойму.
Иногда человеку ведь хочется
Одному побыть, одному.
Не кори, что порою рассветною,
В ясной утренней тишине
С рощей, с тропкой едва заметною
Я встречаюсь наедине.
И, шагая в утреннем свете,
Вижу счастлив и одинок,
То, чего бы ни с кем на свете
Увидать бы вдвоем не смог.
Нет, отшельничества не жажду я,
Не стремлюсь я от света во тьму -
Иногда просто хочется каждому
С миром встретиться одному.

Роберт Рождественский

Баллада о таланте, боге и черте

Все говорят:
«Его талант – от бога!..»
А ежели – от черта?
Что тогда?..

Выстраиваясь медленно в эпоху,
ни шатко и ни валко
шли года.
И жил талант.
Больной.
    Нелепый.
         Хмурый.
Всего Гомера знавший назубок…
Его считал
       своею креатурой
тогда еще существовавший
бог.
Бог находил, что слог его прекрасен,
что на земле таких –
наперечет!..
Но с богом был, конечно, не согласен
тогда еще не отмененный
черт.

Таланту черт шептал:
«Опомнись,
бездарь!
Кому теперь стихи твои нужны?!
Ведь ты, как все,
      погибнешь в адской бездне!
Расслабься!
Не отягощай вины…»

И шел талант в кабак.
И –
        расслаблялся.
Он пил всерьез!
Он вдохновенно
      пил!
Так пил,
что черт глядел и умилялся:
талант
себя талантливо
губил!..

Бог
      тоже не дремал!
В каморке утлой,
где – стол,
      перо
   и пузырек чернил,
бог возникал
раскаяньем наутро,
загадочными строчками
      дразнил…
Вставал талант,
почесываясь сонно.
Утерянную личность
обретал.
И банка
   огуречного рассола
была ему нужнее,
чем нектар…
Небритый.
С пересохшими губами.
Упрямо ждал он
     часа своего…

И строки
    на бумаге
         проступали,
как письмена, -
отдельно от него!
И было столько гнева и напора
в самом возникновенье
этих строк!..
Талант, как на медведя,
     шел
на бога!
И черта
скручивал
      в бараний рог!..
Талант работал.
Зло.
       Ожесточенно.
Перо макая
в собственную боль.
Теперь он богом был!
  И был он чертом!
А это значит:
был
самим собой!
И восходило солнце
над строкою!..

Крестился черт.
И чертыхался бог.
«Да как же мог он
        написать
такое?!»

…А он
еще и не такое
мог.

Евгения Пряхина

Одиночество

Бывает боль...внезапная, как горе
Когда кричишь и бьешься в темноте
Когда так нужно крепкое объятье,
Рука прохладная на ноющем виске.

Бывает страх, холодный, как могила.
Когда нет сил бороться с темнотой,
Когда так важно, что бы рядом, кто-то сильный
Тебе шепнул: "Не бойся, я с тобой!"

Еще бывает просто одиноко,
От дождика, копеечных обид
Когда так хочется что б рядом близкий кто-то
Заметил, что сегодня ты грустишь.

Чтоб трубку сняв, во тьме набравши номер,
Сказать: "Привет!...", и слезы утерев
Услышать, как на том конце смеется,
Такой любимый, близкий человек...

Андрей Макаревич

Он был старше ее

Он был старше ее. Она была хороша,
В ее маленьком теле гостила душа,
Они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам.
И все вокруг говорили: чем не муж и жена?
И лишь одна ерунда его сводила с ума -
Он любил ее, она любила летать по ночам.

Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай,
В час, когда она летала по ночам.
А потом, по утру, она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно.

А он дарил ей розы, покупал ей духи,
Посвящал ей песни, читал ей стихи,
Он хватался за нитку, как последний дурак.
Он боялся, что когда-нибудь под полной луной,
Она забудет дорогу домой,
И однажды ночью вышло именно так.

Он страдал, если за окном темно,
Он не спал, на ночь запирал окно,
Он рыдал, пил на кухне горький чай,
В час, когда она летала по ночам.
А потом, поутру она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно.

И три дня и три ночи он не спал и не ел,
Он сидел у окна и на небо глядел,
Он твердил ее имя, выходил встречать на карниз.
А когда покатилась на убыль луна,
Он шагнул из окна, как шагала она,
Он взлетел, как взлетала она, но не вверх, а вниз.

А потом, поутру она клялась,
Что вчера это был последний раз,
Он прощал, но ночью за окном темно,
И она улетала все равно.

Андрей Вознесенский

Поглядишь, как несметно
Разрастается зло
Слава Богу - мы смертны,
Не увидим всего.

Поглядишь, как несмелы,
Табунки васильков
Слава Богу - мы смертны,
Не испортим всего.

Анна Ахматова

* * *

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".

М. Трегер

Никого нельзя жалеть

Никого нельзя жалеть -
Ни красавца, ни уродца,
Эта жалость обернется
И ударит словно плеть;

Никого нельзя прощать
Ни за слово, ни за дело,
Что хоть раз тебя задело,
То прорежется опять.

Никого нельзя щадить
Ни в полете, ни в паденьи -
Беспощадней снисхожденья
Ничего не может быть.

Но сквозь ниточку дождя
По запущенным аллеям
Я иду, опять жалея,
И прощая, и щадя;

Потому, что долог путь,
И нужна такая малость -
Лишь прощение и жалость,
Да пощада чья-нибудь.

Не знала куда...

Бездомная

Kiara
***

Когда-то их было двое…
– Дурочка... – ласково говорил он, легонько целуя её в уголок губ.
– Ты... – шептала она, склоняя голову ему на плечо.

...Бездомная, скорчившись, лежала на земле.
Слёзы текли по её лицу, оставляя грязные бороздки на щеках...
Чуть постанывая, она, почти не размыкая губ, шептала:
«пожалуйста... прошу Вас, пожалуйста...»

...Палачей было двое.
Они не слы(у)шали её жалобных стонов.

– Дура!.. – бросил Мужчина и... пнул ногой в живот.
Мужчина бил редко. Но метко.
– Сука... – прошипела Женщина и... носком туфли ткнула безвольное тело.
Женщина наносила частые мелкие болезненные удары:
– Это всё ты!.. – пробормотала она про себя и отвернулась. –Ты...

...Бездомная пошевелилась.
Она не пыталась бежать, не пыталась уклониться от ударов.
Она уже почти не чувствовала боли, только – жгучую обиду.
«не надо... пожалуйста, не надо...» – пронеслось в её затуманенном мозгу...

...Их было двое.
В тусклом свете фонаря они всё еще продолжали по привычке о чём-то спорить.
– Дура!.. – бросил мужчина. – Дура!..
– Это всё ты!.. – пробормотала женщина, отвернувшись. – Ты...

«...пожалуйста...» – в последний раз прошептала Любовь, скорчившись у их ног, и затихла.

А когда-то...
Когда-то их было двое.